— Что-то на кусте не видно плодов.
— Плодов нет, мистер Сайрес, — ответил Герберт, — зато в стволе содержится мука, — природа нас снабдила мукой.
— Так, значит, это саговая пальма?
— Да, саговая пальма.
— Что же, для нас, дружок, пока не уродится пшеница, это драгоценная находка. За дело, и дай-то бог, чтобы ты не ошибся!
Герберт не ошибся. Он разрубил ствол дерева, состоящий из пористой коры и мучнистой сердцевины, которая проросла волокнами, разделёнными концентрическими кольцами из того же вещества. Крахмал был пропитан клейким соком неприятного вкуса, но его легко было удалить. Получалась очень питательная мука наилучшего качества; некогда закон запрещал вывозить её из Японии.
Сайрес Смит и Герберт, тщательно обследовав тот участок лесов Дальнего Запада, где росли «cycas revoluta», сделали отметки на деревьях и поспешили вернуться в Гранитный дворец, чтобы рассказать товарищам о своём открытии.
На другой день поселенцы отправились за мукой. И Пенкроф, всё более и более восторгавшийся островом, сказал инженеру:
— Не думаете ли вы, мистер Смит, что есть на свете острова для потерпевших крушение?
— Что вы хотите сказать, Пенкроф?
— А то, что есть на свете такие острова, возле которых не страшно потерпеть крушение, — там бедняги вроде нас из всех бед выйдут!
— Может быть, — с улыбкой ответил Сайрес.
— Так оно и есть, мистер Сайрес, — продолжал Пенкроф, — и ясно, что остров Линкольна к ним и принадлежит.
В Гранитный дворец вернулись с обильной жатвой — со стволами саговой пальмы. Инженер устроил пресс, отжал клейкий сок, смешанный с крахмалистым веществом, и получил довольно много муки; в руках Наба она превратилась в печенье и пудинги. Вкус хлеба напоминал им настоящий пшеничный хлеб.
В ту пору онагры, козы и муфлоны, находившиеся в корале, ежедневно давали поселенцам молоко. Поэтому приходилось часто бывать в корале; ездили в повозке, вернее, в лёгкой коляске, которая её заменила; когда приходила очередь Пенкрофа, он брал с собой Юпа и заставлял его править; Юп хлопал кнутом, выполняя порученное ему дело с обычной своей сообразительностью.
В общем, всё шло отлично и в Гранитном дворце и в корале, и колонисты ни на что не сетовали бы, не будь они оторваны от родины. Они так приспособились к условиям жизни на острове, так привыкли к нему, что с печалью и сожалением покинули бы этот гостеприимный край!
Но любовь к родине владеет сердцем человека с непреодолимой силой, и если бы поселенцы приметили корабль, то стали бы давать сигналы, привлекая внимание команды. А пока они жили беспечальной жизнью и скорее боялись, нежели хотели, чтобы её нарушило какое-либо событие.
Но кто может похвалиться тем, что счастье вечно, что ты ограждён от превратностей судьбы!
Поселенцы часто беседовали об острове Линкольна, на котором жили уже больше года, и однажды затронул вопрос, который привёл к важным последствиям.
Дело было в воскресенье, 1 апреля, в первый день пасхи, — Сайрес Смит и его товарищи посвятили время отдыху и молитве. День выдался отличный — такая погода бывает в октябре в Северном полушарии.
После обеда все собрались под навесом из зелени краю плато Кругозора и смотрели, как постепенно меркнет небосклон. Вместо кофе Наб подал напиток из бузины; разговор шёл об острове, о том, как одиноко стоит он среди Тихого океана, как вдруг Гедеон Спилет спросил:
— Скажите-ка, дорогой Сайрес, вы не определяли положение нашего острова при помощи секстана, найденного в ящике?
— Нет, — ответил инженер.
— А ведь стоило бы это сделать, секстан — прибор совершенный, им точней определишь координаты, чем тем способом, которым вы пользовались.
— А чего ради? — спросил Пенкроф. — Ведь положение острова не изменится.
— Конечно, — заметил Гедеон Спилет, — но, быть может, из-за несовершенства прибора обсервация была не верна, результаты теперь легко проверить…
— Вы правы, любезный Спилет, — ответил инженер, — следовало сделать это раньше; впрочем, если ошибка и вкралась, то она не превышает пяти градусов долготы или широты.
— Как знать? — продолжал журналист. — Как знать, не ближе ли мы к обитаемой земле, чем думаем?
— Завтра узнаем, — ответил Сайрес Смит, — если бы не такой недосуг, мы узнали бы это раньше.
— Ну и отлично, — сказал Пенкроф. — Мистер Сайрес такой мастер, что не мог ошибиться, и если остров не сдвинулся с места, то находится именно там, куда он его поместил!
— Увидим.
На другой же день при помощи секстана произвели необходимые обсервации, чтобы проверить координаты, которые инженер определил раньше.
По первоначальным данным остров Линкольна находился:
между 150° и 155° западной долготы,
между 30° и 35° южной широты.
Последующие совершенно точные вычисления дали:
150° 30′ западной долготы,
34° 57′ южной широты.
Таким образом, несмотря на несовершенный способ измерений, Сайрес Смит в первый раз определил координаты с такой точностью, что его ошибка не превысила пяти градусов.
— Ведь теперь у нас есть не только секстан, но и атлас, — сказал Гедеон Спилет. — Посмотрим-ка, дорогой Сайрес, в каком именно месте Тихого океана расположен остров Линкольна.
Герберт принёс атлас, изданный, очевидно, во Франции, потому что географические названия были на французском языке.
Развернули карту Тихого океана; инженер с циркулем в руке собрался определить местоположение острова.
Вдруг он замер на месте, говоря: